Боярин Басманов, прихватив пару гвардейцев, ушел по нашим с Алексашкой следам вперед. На полпути он появился и сообщил, что враги исчезли, оставив рядом с местом стоянки три присыпанных снегом трупа.

Подумав, Светлейший все же решил пройти до этого самого места, чтобы осмотреть подробнее, и, может быть, двинуть дальше по вражеским следам.

Когда вышли к окруженной густым кустарником поляне, и я принялся заново рассказывать, как было дело, снаружи послышался шум схватки и на поляну вбежал Федор с обнаженной саблей.

— Мы в западне, Светлейший! — тяжело дыша, крикнул он. — Обложили так, что не вырваться.

Затравленно озираемся на окружающие нас кусты. За ними раздается выстрел. Отовсюду треск проламываемых веток. Со всех сторон, прямо через заросли выходят люди в серых одеяниях, держа направленные на нас ружья.

Приплыли, блин. Вот что бывает, когда дичь возомнит себя охотником. Видите ли, Светлейшему захотелось спросить у этих серых, чего это они за ним носятся по заснеженным полям и лесам. Интересно, дадут они ему такую возможность, или сразу грохнут?

Окруживших нас гораздо больше, чем присутствовало на поляне, во время моего дружеского визита. Значит, где-то рядом находилась еще одна группа.

Из-за кустов выходят четверо с зажженными факелами и, подняв их повыше, освещают сгрудившихся в центре княжеских людей.

Замечаю, что остался как бы в стороне от общей компании. Князь, Федор, Алексашка и пара оставшихся гвардейцев стоят спинами друг к другу, обнажив сабли, готовые к последней схватке.

А я значит побоку? Ну и правильно. Мне их разборки ни к чему. Вот только как объяснить это серым?

А вот и пан Чинига. Что-то шепчет единственному в этой компании бородачу в черном полушубке и мохнатой папахе, опущенной на глаза. И указывает прямо на меня, словно я являюсь целью всего предприятия. А может, жалуется, что я не заплатил за ужин? Ясно одно — в стороне остаться не получится.

В голову приходит мысль, что если вражины сейчас выстрелят, то вместе с нами могут перебить и друг друга, ибо окружили довольно плотным кольцом. А значит стрелять сходу скорее всего не будут. Почему бы не воспользоваться ситуацией? Шестеро против двух десятков? Ну и что? Нам же не побороть их надо, а вырваться и убежать.

Поворачиваюсь к товарищам по несчастью и встречаюсь взглядом с Меньшиковым. Заговорщицки подмигиваю ему и обращаюсь к пану Чиниге:

— Давненько не виделись, пан Чинига. Чего это вам не спится? Или мошка лесная одолела?

— Шось? — тот перестал нашептывать черному и уставился на меня. Затем вновь обратился к собеседнику: — Ось, бачите?

— Кто таков? — строго вопрошает бородач, задрав голову, чтобы лучше рассмотреть из-под свисающей с папахи длинной шерсти, и делает шаг в мою сторону.

Прокручиваю вариант, как половчее скрутить этого бородача. Жаль, нет ничего в руках. Приставить бы клинок ему к шее, глядишь, и пропустили бы нас. Он-то, судя по всему, здесь в явном авторитете. Надо только сойтись поближе.

— Дык, я ж говорил уже энтому Чиниге, что свой я, — вспоминаю, что пойманных прошлой ночью абреков послали некие Бельские и наудачу продолжаю: — Я ж от Бельских по душу Светлейшего прибыл. Только вот убивать его они раньше времени запретили, и всем велели передать. Он им зачем-то живой требуется.

Сочиняя на ходу, делаю шаг вперед, но тут за спиной раздается голос Меньшикова:

— Ах ты ж, с-сучье отродье!

Оборачиваюсь и еле успеваю поднырнуть под руку с саблей, заблокировав ее локтем левой руки. Но тут же получаю сокрушительный удар в правую челюсть.

6

В плену

Странные ощущения: щека мерзнет, а нос печет, будто сунул его в печку. И что это за треск? Открываю глаза и вижу в полутора метрах жарко полыхающий костер. Смолянистые дрова потрескивают, выбрасывая вверх снопы искорок, гаснущих в морозном воздухе.

Я лежу на снегу. Вокруг слышна какая-то возня. Чьи-то ноги, обутые в странные сапоги без каблуков, прошли между мной и костром. Прикрываю глаза и пытаюсь вспомнить — что же со мной произошло?

Боль, саданувшая при попытке пошевелить челюстью, подтверждает реальность воспоминаний. Удивляюсь лишь тому, что так спокойно воспринимаю происходящее, действительно веря, будто это не сон и не бред.

М-да, первый день пребывания в этом мире прошел гораздо приятней — поездка на санях, веселое застолье в компании со Светлейшим Князем. Зато второй день как начался со встречи с ночными абреками, так и продолжился в том же русле. В итоге еще и по голове пару раз заработал. Хорош же удар у этого придурка Алексашки — я же теперь пару дней жевать не смогу, пока челюсть не заживет.

Что, кстати, вокруг-то деется? Снова приоткрываю глаза, скашиваю взгляд мимо костра и вижу смотрящего на меня бородача в черном полушубке.

— Очнулся никак? — спрашивает он.

Нет, блин. Просто открыл глаза в бреду и разглядываю окружающую обстановку. Приподнимаюсь, с удовлетворением обнаружив, что не связан, и сажусь на лежащую рядом толстую ветку, срубленную, вероятно, на дрова.

Небо заметно посветлело. Это сколько же я провалялся в отключке? И где мои товарищи? Товарищи ли? Разве ж товарищи будут так лупить по голове?

Мы все еще на той же поляне. Грязный снег вокруг плотно утоптан и по цвету и по плотности напоминает старое асфальтовое покрытие.

Кроме бородатого у костра никого нет. Чуть в стороне у кустов, повернувшись к нам спинами, несколько человек ворошат какие-то мешки. Двое отходят от них и с деловым видом удаляются по просеке.

— Так, говоришь, от Бельских прибыл? — вопрос звучит так, будто мы уже некоторое время беседуем..

И что мне ему ответить? Я-то, когда упоминал про этих Бельских, не рассчитывал на долгие разговоры. Ладно, попробую взять инициативу в свои руки.

— Где Светлейший? — вопрошаю, проигнорировав вопрос бородача. — Надеюсь, с ним все в порядке? Иначе ни мне, ни тебе не сносить головы.

— Ну, ты не заговаривайся! — грохнул кулаком по коленке собеседник. — Нешто мне твои Бельские указ? Сам-то ты кто таков есть?

— Я-то? — поднимаюсь на ноги и, украдкой оглядываясь, стараюсь принять гордый вид. — Я Дедиков Дмитрий Станиславович, потомок древнего рода старших научных сотрудников Средиземной Военно-Морской Академии Саурона имени штандартен фюрера Штирлица. Так что Бельские и мне не указ. Но, надеюсь не надо объяснять, что за ними стоят гораздо более серьезные силы? Да-да, уважаемый, не задирай так высоко брови. Бельские являются лишь ширмой. Отвлекают, так сказать, внимание на себя до поры — до времени. Скажу по секрету, милый друг, я уверен, что как только они станут не нужны, так от них избавятся как от отработанного масла, в смысле, материала. Ну, ты, короче, понял. Ты-то сам, кстати, кто будешь?

— Евлампий Савин я, нешто не знаешь? — в голосе мужика слышалось неподдельное удивление. — Так значится, верно то, что о Бельских треплют?

— Слушать треп — прерогатива низших сословий, — говорю, гордо вскинув подбородок. — Я говорю только о том, что знаю точно. И все же, Евлампий, мне бы хотелось узнать о судьбе Светлейшего Князя и его спутников.

— Ты бы о своей судьбе переживал, — раздраженно посоветовал тот. — али думаешь, я поверил всему, что ты наплел?

— Ты не веришь мне?! — делаю ударение на слово «мне», будто меня сей факт крайне изумил, и даже встаю.

— А ты сядь, сядь, — дважды повторяет Евлампий. — Не горячись, боярин, чи кто ты есть. Сгоряча можно и головы лишиться.

— Голов мы с тобой в любом случае лишимся, ежели князь мертв. Уж поверь мне, эти люди и под землей достанут.

Видно, что мои слова все же зародили сомнения у собеседника. Он даже сдвинул папаху на затылок, позволив мне разглядеть прищуренные черные глаза и почти сросшиеся на переносице густые брови.

Похоже, выбранная мною тактика оказалась правильной. Главное вовремя пресекать все его вопросы и молоть нечто важное и непонятное. Эх, сейчас бы на мое место какого-нибудь народного избранника из моего мира, так он бы вмиг забил этому бородачу весь мозг умными непонятностями. Но и перебарщивать нельзя.